Большой правды пост. Здравствуйте. Меня зовут Маша, и я занимаюсь благотворительностью. – Друзья, поприветствуем Машу! (сочувственные аплодисменты).
У современной отечественной благотворительности есть одна особенность: порядочные люди стесняются признаться, что они ею занимаются. Я сейчас не о сотрудниках фондов, а о жертвователях и волонтерах. Не потому, что наша благотворительность какая-то особенно кривая и косая (хотя, конечно, пока еще кривая и косая). А потому, что порядочные люди боятся, что их осудят и освищут. Процитируют: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая», а потом уже от себя: «Нагрешил и замаливает». Или «от вашей благотворительности один вред, потому что надо не чинить систему, а ломать». Или про «пиариться на больных детках». Из всего этого произрастает то, что просветители в XVIII веке называли предрассудком. Пред-рассудком, то есть клише, торчащим перед рассудком и загораживающим ему обзор, мешающим видеть, как же все устроено на самом деле. Представление, что добрые дела нужно делать исключительно анонимно, а рассказывать о них – неприлично, – образцовый предрассудок. То есть, в идеале, это должно быть такое общество анонимных благотворителей, страдающих аддикцией и признающихся в ней только друг другу. Сегодня с нами Петя, и он нашел в себе мужество признаться, что занимается благотворительностью. Поприветствуем Петю! (Аплодисменты).
На прошлой неделе мы много чего обсуждали с волонтерами, которые пришли на адвитовскую летнюю школу журналистики. Для меня это был невероятно полезный разговор: чего люди не понимают про работу фонда? Чего сотрудники фонда не понимают о жертвователях и волонтерах? Именно потребность в мужестве, чтобы признаться, что ты волонтер или жертвователь, стала одной из самых болезненных для меня тем для обсуждения. Почему, вопрошала я, ну почему? Ну так, отвечали мне.
Тем временем, сам набор аргументов в пользу анонимной благотворительности невероятно информативен и, как мне кажется, отлично описывает смятение, в котором мы оказались с исчезновением единой системы ценностных координат.
Цитата из Евангелия – понятное дело, мы же теперь не нехристи какие-нибудь. Естественно, поверх выдранных из контекста слов надо еще прибавить от себя осуждения. Современная отечественная версия православия вообще очень осуждательная, такое бесконечное партсобрание с пропесочиванием провинившихся. Это, конечно, отдельный разговор.
«От вашей благотворительности один вред» – это, наоборот, из семинаров по марксизму-ленинизму эпохи нашей молодости. За что Ленин издевался над народниками и так называемой «абрамовщиной» (вы ж понимаете, хорошее дело абрамовщиной не назовут)? За теорию малых дел, земское «прожектерство» (стремление «заштопать, “улучшить” положение крестьянства при сохранении основ современного общества», конец цитаты), и отказ от политической борьбы. Кавычки при слове «улучшить» я запомнила, когда конспектировала статью для семинара по истории КПСС: было жутко обидно за всех земских врачей и учителей, о которых Яков Васильевич Абрамов, выдающийся публицист-народник и просветитель, написал свое знаменитое: «Дела эти “маленькие” — ни капитала, ни известности они доставить не могут. Но из этих маленьких дел слагается жизнь миллионов, от них сплошь и рядом зависит благосостояние и жизнь многих и многих людей». Ленинизм вроде развоплотился, а ленинская ерническая интонация живее всех живых. Действительно, какие еще земские школы, больницы, дороги, почты, статистика, банки? Сарказм и ирония, прожектерство и тьфу.
Ну и «пиариться на больных детках» – это уже двухтысячные. До этого никакая благотворительность прессу не интересовала. А как заинтересовала, стилистика газетно-телевизионного очерка «Звезда посетила в больнице больных деток/ в детдоме несчастных сироток и подарила им плюшевого мишку» оказалась и по содержанию, и по интонации настолько тошнотворной, что вызвала совершенно естественное отторжение. Прилетело всем, даже тем, кто никаких плюшевых мишек «больным деткам» не дарил, а вкалывал с утра до ночи, чтобы их качественно полечили. «Молчи, звезда!», – сказал Дмитрий Быков, как отрезал. Погуглите «пиариться на больных детях», очень поучительно.
«Истина» от Христа + правда-матка от Ленина + страх интеллигентного человека быть обвиненным в пошлости или корысти = образцовый постмодернизм. Но, в отличие от обычного постмодернового иронического раздолбайства, тут такие страсти, что с ног сшибают. Рассказал, что помогаешь? Хвастун, ничтожество, двурушник и пошляк. Сарказмом тебя по голове. Когда сидишь внутри благотворительного сектора и забыл, как оно выглядит со стороны, вообще не понимаешь, какое усилие нужно сделать человеку, чтобы не просто начать помогать, но рассказать об этом хотя бы друзьям. Какое там друзьям – у меня были знакомые, которые женам-мужьям не признавались.
Дальше – больше. Даже те, кто уже признался, что помогают, все еще стыдятся признаться, что помогают небольшими суммами. Это следующая ступень, еще больше мужества: «Здравствуйте, меня зовут Шура, и я жертвую по сто рублей». – «Поддержим Шуру!» (Овации). Слова «извините, что так мало» произносит каждый первый жертвователь, сколько бы денег ни принес – сто рублей или сто миллионов. Слушать это ужасно, ужасно тяжело, все время чувствуешь себя виноватым.
В этом «извините, что так мало» тоже много всего соединилось. И чудное представление о том, что благотворительность – дело сакральное, и, если уж занялся, надо ВСЮ жизнь отдать (и желательно все деньги), а не можешь ВСЮ, значит, не благотворитель ты, а корыстно примазался к святому делу. И «сто рублей не деньги», поговорка – народная мудрость. И следствие оцепенения, в которое впадает каждый, кто сопоставляет суммы, потребные к сбору, со своими ста рублями – беспомощность, сама все время от нее страдаю. И, естественно, презрение ко всему малому – см. выше. Только величие цели! Только святая жертва! «Что сделаю я для людей?! — сильнее грома крикнул Данко. И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой».
В общем, что я хочу сказать. Я с невероятным уважением и сочувствием отношусь к праву человека самому решать, каким ему быть. В том числе к праву опасаться и стесняться. В том числе к праву помогать так, как удобно, или не помогать. Не готовы помогать – имеете право. Не готовы помогать много – тоже имеете право. Не готовы говорить о своей филантропии – не говорите. Не надо ничего у себя вырывать и высоко поднимать над головой, пожалуйста, берегите себя. Но если вам нужна поддержка, чтобы признаться, что вам нравится заниматься благотворительностью, – мы тут. Целое адвитовское сообщество из скольких-то десятков тысяч людей (вот интересно, скольких?). Мы вас тут хором поддержим: вы все правильно делаете. И если вы решитесь помогать открыто, это, может быть, еще кому-то поможет начать помогать. А это важно – сейчас, наверное, только личный пример и работает.
И еще одна очень важная вещь – про сто рублей. Я очень уважаю сто рублей. И пятьдесят. И десять. И рубль. Я очень уважаю человека, который жертвует, сколько может. Я искренне считаю, что только в массовых небольших пожертвованиях спасение благотворительных фондов сейчас, когда у людей становится все меньше и меньше денег, а у бизнеса не хватает средств даже на самое необходимое. Я как маленький мальчик из анекдота, который плачет, когда представляет, что было бы, если бы каждый взрослых дал ему по копеечке. Когда счета приходят, всегда делю на сто рублей: чтобы этот счет оплатить, нужно столько-то человек, которые дадут по сто рублей, а этот – столько-то.
Однажды меня осенило: вот город Петербург. В нем живут прекрасные люди. Из них примерно два миллиона человек работает. Чтобы AdVita оплатила все счета, которые получает из больниц (если без форсмажоров), хватило бы двухсот рублей в год от каждого работающего петербуржца. Двести рублей в год – это даже не сто рублей ежемесячно, это в шесть раз меньше, 50 копеек в день. Но нужно два миллиона жертвователей. Но зато по двести рублей в год. Но зато два миллиона! Где их взять, если те жертвователи, что УЖЕ есть, стесняются об этом говорить, а те, кто ЕЩЕ НЕ жертвователь, стесняются небольших сумм – или считают, что от них нет никакого толку?
Именно об этом наши друзья, рекламное агентство Great, придумали рекламную кампанию для фонда AdVita. О том, что даже маленькие деньги делают большое дело. 50 копеек в день, 200 рублей в год от каждого работающего петербуржца – это 400 миллионов рублей. Достаточно, чтобы AdVita оплатила все текущие заявки от больниц. На плакате много белого пространства, и монетка в 50 копеек кажется совсем хрупкой и крошечной, но дело её – большое. Вернее, может стать большим – если она поможет людям понять, что любое пожертвование – радость и счастье и уж точно лучше, чем ничего.
Спасибо команде Great: креативному директору Андрею Данскову, арт-директору Алексею Бутакову, техническому директору Юрию Гришову, аккаунт-менеджеру Лизе Пежемской – за идею и воплощение, а газете «Ведомости» и компании Poster (http://www.poster-group.ru/) за бесплатное размещение. Спасибо жертвователям – и не слушайте вы, ради бога, глупостей, и наплюйте на штампы общественного сознания – они предрассудки и со временем исчезнут, клянусь. И огромное спасибо коллегам и журналистам-волонтерам за разговор на прошлой неделе – для меня это было очень важно. Приходите еще!
Елена Грачева, координатор программ фонда AdVita
